Кто из нас не любовался «боярышнями» Константина Егоровича Маковского: чернобровыми, с длинными опущенными ресницами, меланхоличными или задорными, в кокошниках разной формы, с бантами, серьгами, ожерельями?!Любовались и, наверняка, разглядывали украшения на каждой из них, поражаясь точности, с какой они прорисованы.Мало кому известно, что самобытность, своеобразие и убедительность картин Константина Егоровича напрямую связаны с истинной страстью художника — художественным собирательством, которым Маковский увлеченно занимался на протяжении всей своей жизни (годы жизни 1839 - 1915).

Пристрастие это имело семейные корни. Егор Иванович Маковский, отец художника, являясь большим любителем искусства, был одним из крупных коллекционеров в Москве второй четверти XIX века. Он собирал произведения изобразительного искусства, преимущественно старинную гравюру.

К.Е.Маковский унаследовал собирательскую увлеченность отца, однако в его коллекционировании преобладали иные интересы. По определению сына живописца, известного художественного критика Сергея Маковского, — это была «красивая старина», которую, по его мнению, отец «безостановочно покупал… со вкусом знатока, но без особого разбора — и нужное, и ненужное, и то, что могло пригодиться как аксессуар для исторической картины, и то, что просто “понравилось” своим изяществом, своеобразием или вычурой и что можно было куда-нибудь пристроить в жилых комнатах и мастерских»

Начало коллекционированию было положено в 1860-е годы и неразрывно связано с творческой деятельностью молодого художника, когда вырученные за продажу первых картин деньги он стал вкладывать в приобретение «красивой старины».
По словам его сына, Маковский пополнял коллекцию, «...чуть ли не ежедневно скитаясь по антикварам в поисках древностей русских и нерусских, на толкучке Александровского и Апраксина рынков».

Еще об одном из источников рассказывает, вспоминая свое детство, дочь художника Е.Лукш-Маковская: «Пришла продавщица старины из Александровского рынка, еврейка: известная старьевщица, с помощницей, скупает со всех концов России сохранившиеся старинные уборы, а больше с севера, и для Константина Егоровича — уж постарается. И ставятся уже ларцы, развязывается большой узел, и прямо на блестящий паркет зала, против света больших окон на Неву падает с ее рук целый поток материй, ложатся ломаными складками старинные платья, парчовые “кусочки”. Оживленно совещается папа с матерью, но увлекается и, жадный до каждой тряпицы, забирает зачастую все, так ценил он русскую древность, был знатоком и не скупился на такие покупки».

Художник, путешествуя по российским губерниям, собирает предметы крестьянского быта.

Среди наиболее ценных его приобретений были русские костюмы, включая кокошники и головные уборы.

Кокошник. Город Галич Костромской губернии. Конец XVIII века. Картон, парча, золотная нить, бить, фольга, жемчуг, бирюза, стекло. Из коллекции Константина Егоровича Маковского. Российский Этнографический музей. С.-Петербург

Коко́шник (от слав. «кокош», обозначавшего курицуи петуха, от древнерусского «кокошь» — курица-наседка, в отличие от «кокот» — петух, диалект. кокошка, кокуй, златоглав, головка, наклонник, наклонка, шеломок, ряска) — старинный русский головной уборв виде гребня (опахала или округлого щита) вокруг головы, символ русского традиционного костюма.Кокошник представляет собой лёгкийвеериз толстой бумаги, металлической ленты или венца, пришитых к шапочке или волоснику; он состоит из убранного начельника и донца, или же начельника и волосника, со спуском позади ленты. Основа изготавливалась из штофа и бархата, кумача на твердой основе из проклеенного или простеганного холста, картона. Сверху гребень украшали орнаментом: искусственными или живыми цветами, парчой, позументом, бисером, бусами, речнымжемчугом (с XVI века добывался в озере Ильмень), золотыми нитями, фольгой, стеклом, у наиболее богатых — драгоценными камнями. Вышивкой золотными нитками часто покрывалась и затылочная часть.Имел матерчатое дно. Cзади кокошник фиксировался с помощью лент. По краям кокошника могли быть пущены рясны (спадающие на плечи жемчужные нити), сам он мог быть обшит поднизью (сеткой) из жемчуга. При надевании кокошник обычно слегка сдвигали на лоб, а затылок закрывали позатыльником из холста с надставкой из малинового бархата, закрепленным с помощью тесемок. Поверх кокошников часто носили шелковые или шерстяные платки, плотно вышитые орнаментом из золотых и серебряных нитей — убрус; тонкое легкое покрывало, украшенное вышивкой, кружевом или позументом — фата, дымка, вуаль. Платок складывали по диагонали и закалывали под подбородком; длинное покрывало из кисеи или шелка закалывали под подбородком или спускали с вершины кокошника на грудь, плечи, спину.

Сборник. Вологодская губерния. Конец XVIII – начало XIX века. Хлопчатобумажная ткань, жемчуг, перламутр, бирюза, стекло. Из коллекции Константина Егоровича Маковского. Российский Этнографический музей. С.-Петербург

Поднизь. Костромская губерния. Конец XVIII века. Шелк, парча, бить, штоф, стеклярус, жемчуг, перламутр. Из коллекции Константина Егоровича Маковского. Российский Этнографический музей. С.-Петербург.Форма гребня в разных губерниях была различной: в Каргопольском уезде Олонецкой губернии кокошник делали в форме шапочки с вытянутым вперед очельем и лопастями, закрывающими уши. На лоб спускалась поднизь из рубленого перламутра. Вологодский кокошник, называемый сборник, отличался многочисленными сборками над очельем. Архангельский кокошник имел жесткую овальную форму с обильным декором наверху и очельем, выступающим вперед и не имевшим дополнительных украшений. В Новгородской и Тверской губернии он был шлемовидной формы. «Форма кокошников в разных регионах довольно разнообразна, как правило, она была обусловлена особенностями традиции укладывания волос, собранных в жгут или в две косы: вокруг головы, надо лбом, на затылке, на висках и т. д. Дополнениями и украшениями служили разного рода лопасти, обнизи, позатыльники и другие детали, значительно отличающиеся в разных регионах России, однако все они крепились на твердую основу — кокошник».

Из воспоминаний Елены Маковской: «Громадный старинный стеклянный шкаф черного дерева во всю стену с витыми колоннами — полон развешанных и расставленных старинных боярских костюмов: парча, разноцветные сарафаны, жемчугом унизанные поручи, кокошники в мелких жемчужных кружевах. Чудно светятся, цветятся узорчато роскошные уборы, поблескивают матово-голубым, розово-золотым шелком и серебром… На карнизе камина старинная домашняя утварь — красота! Серебряные ковши, кубки раковинные, рукомойники, опахала — все любимые предметы отца — боярских времен. Он их отыскивал, собирал, изображал на многих своих картинах, свою русскую, настоящую преемственную старину».

Кокошник -головной убор замужних женщин из шелка, атласа, бархата, парчи, позумента, кумача на твердой основе из проклеенного или простеганного холста, картона. Предназначался для больших праздников. Кокошник, известный на Руси еще в XVII веке, В XVIII - XIX веках был одним из самых распространенных русских головных уборов. Известен на большей части территории Европейской России и в Сибири как головной убор крестьянок и горожанок, принадлежавших к купеческому и мещанскому сословию.
Кокошники были очень разнообразны по конструкции и характеру украшений. При этом главной их особенностью было то, что они плотно охватывали голову женщины, закрывая волосы, заплетенные в две косы и уложенные венком или пучком. Обычай закрывать волосы замужней женщины с глубокой древности известен всем славянским народам Восточной и Западной Европы и связан с дохристианскими религиозными представлениями. В русской деревне принято было считать, что женщина с непокрытой головой может принести несчастье дому: вызвать неурожай, падеж скота, болезни людей и т. д. Кокошники изготавливались обычно профессиональными мастерицами, продавались в деревенских лавочках, городских магазинах, на ярмарках или делались на заказ. Крестьяне бережно хранили кокошники, передавали их по наследству, часто они использовались несколькими поколениями. Кокошники считались большой семейной ценностью.

О том, как художник использовал их в своей работе, рассказывает писательница Е.М.Фортунато, которую тот пригласил в качестве модели: «Маковский молча снял с меня шапочку и… вытащил шпильки из моей прически. Волосы рассыпались по плечам. Оглядев меня… Маковский стал заплетать косу, и я удивилась, как ловко он это делает. Покончив с косой, достал из венецианского резного шкафчика великолепный голубой штофный боярский сарафан с самоцветными пуговицами и голубую повязку с жемчужными поднизями. По-прежнему молча он повел меня к венецианскому граненому трюмо, накинул на меня сарафан поверх платья и надел мне на голову повязку. Ни слова не говоря, он поворачивал меня то так, то этак. И смотря то на меня, то в зеркало, щурил глаза…»

Все боярские наряды, старинные вещи, кокошники в жемчугах извлекались из старинного шкафа, когда дом Маковских превращался в домашний театр. Иногда в домашний театр Маковских приезжало до 150 гостей. Среди них неизменно бывали великий князь Владимир Александрович и герцоги Лейхтенбергские.

На знаменитые «вторники» к Маковским стекался весь интеллектуальный Петербург.
Здесь бывали художники Айвазовский, Ге, Репин, А. Соколов, Шишкин; композиторы, певцы, музыканты А. Рубинштейн, Кюи, Чайковский, братья Ауэры и Менгэр (знаменитое трио Чайковского), Баттистини, Девойд, Котони, Лассаль, Маркони, чета Фигнеров, Мержвинский, сестры Панаевы, Славина, Фриде, Яковлев; драматические актеры Варламов, Горбунов, Давыдов, Сазонов, Люсьен Гитри, Лина Мэнт; юристы Андреевский, Герард, Кони, Нечаев, Утин, князь Урусов; ученые Костомаров, Миклухо-Маклай, изобретатель первой подводной лодки Джевецкий; писатели Апухтин, Боборыкин, Величко, Гончаров, Григорович, Полонский и другие известные фамилии.

Представители старых родов, потомки тех же бояр, ловко и красиво облачались в парчовые и бархатные одежды, подобные этому праздничному костюму.

Праздничный костюм молодой замужней женщины. Русские. Костромская губерния, г. Галич. XIX век
В домашнем театре Маковских в костюмах и декорациях ставились оперы и оперетты. В спектаклях были заняты хозяева, их друзья и профессиональные артисты. Например, в «Цыганских песнях» на сюжет Апухтина пели хозяйка дома, сестры Панаевы, юная Тилли Нувель, кавалергард Стахович, будущий артист МХАТа, красавица В. Афросимова, будущая княгиня Оболенская.

В период, когда Маковский работал над большими полотнами из древнерусского быта, он имел обыкновение для вдохновения осуществлять постановку «живых картин», как бы репетирующих композицию будущей картины. Маковский слыл блестящим организатором подобных зрелищ. В качестве бутафорского реквизита использовались вещи из его коллекции.

Известия о постановках «живых картин» у Маковских мгновенно разносились по Петербургу. Великие князья нередко обращались с просьбой повторить постановки в их дворцах, а живая картина «Боярский пир» и «Аида» были повторены в особняке А.Н. Нарышкиной для государя.

На основе одной из таких «живых картин» появился один из лучших шедевров Маковского – «Боярский свадебный пир XVII века», пользовавший головокружительным успехом в 1883 году на Всемирной выставке в Антверпене, и удостоенный самой высокой награды — Большой золотой медали. Орденом короля Леопольда был награжден и сам художник. При работе над этой картиной художнику позировали жена (именно ее лицо у невесты), ее сестра Екатерина, подруга Юлии Павловны В. Афросимова и старший сын Сергей.

Современники, отмечая высокое живописное мастерство художника в изображении картинных аксессуаров, поэтическое видение мира, одновременно подчеркивали их документальную достоверность: «В историческом отношении картина эта верна с истиною до мельчайших деталей, составлявших, по-видимому, немалую заботу художника. На поставце — серебро снято со старинных образцов коллекции графа Строганова. Костюмы, парчи, скатерть, брачная свеча — все это исторически верно. Все аксессуары сделаны удивительно… К.Е.Маковский в этой картине дал вполне волю проявлению своего чувства и, в то же время, не пропустил интересных подробностей — ни костюмов, ни характерных особенностей тогдашней боярской обстановки…»

27 ноября 2007 г. работа Константина Маковского "Из быта русских бояр конца XVII века" ушла на первых специализированных вечерних торгах Лондонского аукционного дома Сотбис (Sotheby's) к некоему российскому коллекционеру за 2 миллиона.

К началу ХХ века за Маковским прочно закрепился статус крупнейшего коллекционера. Он начинал свою собирательскую деятельность как художник, увлеченный красотой предметного мира, а заканчивал — как знаток и крупный специалист в области русской старины, стремившийся сберечь художественное достояние России. Долгое время занимаясь собирательством, общаясь с крупными историками и коллекционерами, он приобрел обширные познания в этой области. Поэтому не случайно в 1915 году, когда, как писали газеты «вопрос о русской старине был поставлен особенно остро и с любовью исследуется», художник становится членом Общества возрождения художественной Руси, важнейший задачей которого было изучение, сохранение и пропаганда русской старины.

Маковский не без основания гордился своим собранием. Он с удовольствием, как некогда его отец Егор Иванович, показывал свою коллекцию, вещи предоставлял на выставки. Одной из последних была «Выставка церковной старины», устроенная Музеем при Училище технического рисования барона Штиглица весной 1915 года. И вряд ли он мог даже представить, что коллекция, собиравшаяся с любовью в течение более полувека, занимавшая столь важное место в его жизни и искусстве и сама по себе уже ставшая отражением целой эпохи в русской культуре, совсем скоро будет пущена с публичных торгов.

Дальнейшая судьба коллекции Маковского — новый этап в истории ее бытования. В начале марта 1916 года в Петроградских газетах появились объявления о «богатом» аукционе «имущества, оставшегося после смерти знаменитого художника и коллекционера профессора Императорской академии художеств Константина Георгиевича Маковского». Прошло всего полгода как художника не стало в результате трагического случая. Сбитый уличной пролеткой на одной из улиц Петроградской стороны, он получил тяжелую травму головы, от которой 17 сентября 1915 года скончался.

На торги, наряду с кистями, этюдниками и даже «носильными вещами», выставлялось «богатое собрание русских художественных вещей, состоящих из бриллиантов, жемчуга, золота, бронзы, фарфора… картин старой голландской, итальянской и французской школ, а также 15 картин проф. Маковского и 10 картин Николая Маковского. Мебель старая маркетри и Людовика ХVI, гарнитур, покрытый старым гобеленом… Трон персидский, усыпанный бирюзой, витрины, шкафы, голландские и французские Vernie Martin, коллекции русских ларцов с резьбой по кости, всевозможные старинные серебряные бокалы, кубки, кружки и прочие старинные медные ковши… Собрание очень ценных и редких бриллиантов, имеющих историческое значение… работы Лялик, Бушерон, Хортог, Ляклеш, Фаберже, Булона и др. Коллекции русских кокошников и головных уборов. Всевозможные старинные парчовые и шелковые боярские костюмы, ширмы… ландо, коляска, карета, пролетка, сани, черная медвежья полость и сбруя». В каталоге, сопровождавшем аукцион, перечислено 1100 предметов.Аукцион проходил в известной галерее П.Д.Ауэра (Вознесенский пр., д.18) вблизи Мариинского дворца. Торги, начавшиеся 14 марта 1916 года и длившиеся 11 дней, собрали коллекционеров, антикваров и музейщиков не только из Петрограда, Москвы, других городов России, но и иностранцев. Почти все столичные периодические издания откликнулись на это событие. Многие из изданий вели хронику работы аукциона, представляя читателям довольно подробные отчеты о том, что происходило в каждый очередной день его работы. Нередко сообщения содержат довольно детальные описания наиболее значительных экспонатов коллекции, информацию о ценах и в некоторых случаях — сведения об их новых владельцах.

Аукцион привлек внимание крупнейших российских музеев. Столичным музеям — Русскому музею Императора Александра III, Эрмитажу и Музею Училища технического рисования барона Штиглица было предоставлено право отбирать вещи для пополнения своих собраний еще до начала аукциона. Затем подключились московские музеи. Несмотря на то что право первого приобретения принадлежало петербургскими музеям, в некоторых случаях москвичи опережали их, и по этому поводу местные газеты жаловались: «…представители московских антикварных фирм и музеев специально приехали на аукцион для скупки старинного серебра, кубков, икон, платьев, еще не проданных Петроградским музеям. Все эти вещи уходят в Москву. Почти за бесценок куплен москвичами подлинный костюм шута XVII века. ….Кубки, ковши, бокалы и чарки переходят в руки видных московских коллекционеров».

Коллекция была выгодно продана. Вдова художника выручила за нее более полумиллиона рублей. Она купила имение «одной высокопоставленной особы» за 350 тысяч рублей, где «намеревается построить фамильный склеп, куда перенесет прах супруга из Александро-Невской лавры». В то же время в результате распродажи распался некий образ, своеобразный духовный портрет художника, составленный из мира его любимых вещей. Собрание, которое сыграло столь важную роль в формировании исторической живописи Маковского и которое опосредованно укрепляло чувство национального своеобразия, интерес современников к отечественным древностям, — было распылено.

Лишь небольшие фрагменты коллекции Маковского оказались в музеях. Ряд предметов приобрел Русский музей Императора Александра III. Они поступили в собрание Этнографического отдела (ныне Российский этнографический музей). Сюда попали разнохарактерные экспонаты: русская деревянная мебель, кованые и костяные ларцы, подсвечники, детали парадного женского костюма, пряничные доски, медная и деревянная посуда. Именно их мы узнаем в полотнах художника. Всего по списку, хранящемуся в Русском отделе музея, в его собрание с аукциона поступило более 20 вещей. Лучшие из них занимают постоянное место в экспозиции Этнографического музея.

Значительная часть предметов из коллекции Маковского сосредоточилась в музее Училища барона Штиглица, которая пополнялась и до аукциона еще от самого художника, и после него, от его вдовы. В журнале приобретений музея, в протоколе заседания от 29 марта 1915 года, перечислены вещи, поступившие непосредственно от художника.
Среди них шесть вышивок золотом и шелком для рубашек, вышитое полотенце, четыре вышитые нашивки для рукавов и другие предметы. В апреле 1916 года в журнале приобретений зафиксировано, что вдова художника продала музею несколько вещей: кокошники, куски персидской ткани и вышивки, две шитые полосы по бархату, жемчужные серьги, чепец, пуговицы и старинное кресло.

В связи с реорганизацией музея в начале 1920-х годов они вместе с другими экспонатами были переданы в Эрмитаж. Какая-то их часть там и осталась, что-то впоследствии было передано в периферийные музеи, что-то было продано через антикварные магазины. Проследить судьбу этих вещей теперь практически невозможно.

Между тем эрмитажное собрание и позже пополнялось предметами из коллекции Маковского, которые еще оставались у потомков художника, и в дальнейшем уже от них теми или иными путями попадали в государственные музеи. Так, в результате реквизиции, проведенной в 1919 году, попали в Эрмитаж семь ценных гобеленов, которые художник еще при жизни подарил своей дочери Ольге Константиновне (в замужестве Агабабовой).

www.ethnomuseum.ru/glossary/

 larussie.narod.ru/odezhda/od06_01.htm

 ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D0%BA%D0%BE%D1%88%D0%BD%D0%B8%D0%BA_(%D0%B3%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%BD%D0%BE%D0%B9_%D1%83%D0%B1%D0%BE%D1%80)

biser.info/node/89790